Серии картин Ларисы Сорокиной последних лет представляют взгляд в глубину природы — в саму ее структуру. Флоральными мотивами Лариса увлеклась давно — будучи страстной путешественницей, она вдохновлялась природой Индонезии, Вьетнама, Марокко, и наряду с пейзажами начала создавать яркие и сочные изображения экзотических растений. «Хотя я родилась и живу в Москве, меня увлекают сети пальмовых листьев, непостижимые архитектурные кактусы, загадочные и странные геликонии, многоярусные банановые сооружения, причудливые стволы баньяна», — говорит сама художница. Цветовую насыщенность и необычность форм в этих работах подсказывали сами растения и вся природа с ярким солнцем и резкими переходами от света к тени. Вскоре на смену пряным контрастным натюрмортам пришли хитросплетения ветвей, образующих прихотливые орнаменты, напоминающие полуабстрактные витражи. «Хитросплетения» — одно из ключевых слов, которым Лариса характеризует собственную живопись. И это относится не только к изобразительным мотивам, которые она выбирает, но и к самому ее художественному мышлению и взгляду, устроенному самым хитроумным образом. В последние годы растения в работах Сорокиной напоминают уже даже не причудливые геометрические абстракции, а скорее те фантастические конфигурации, которые образуются при макросъемке или открываются при взгляде в микроскоп. Одна из особенностей художницы — умение всматриваться вглубь вещей и открывать в них внутренние, скрытые образы.

Здесь нужно сказать, что Лариса является страстным коллекционером, и желание трансформировать окружающую видимость пронизывает всю ее жизнь. Ее дом наполнен привезенными со всех концов света предметами прикладного искусства, в том числе приобретенными на блошиных рынках, но не меньше там и вещей, найденных буквально на помойках или в заброшенных российских деревнях и искусно преображенных. Шкаф из виолончели, некогда предназначенной к сожжению. Цветочница из выброшенной раковины сталинских времен. Светильники с абажурами из садков для рыбы. Журнальный столик из старой кабельной катушки, и многое другое. Это не просто дизайнерский талант — во всем этом проявляется взгляд художника, провидящего в самых обыденных вещах какие-то не доступные обычному взгляду свойства и особенности.

Таким же образом Лариса Сорокина смотрит на свою любимую флору. Помимо тропических растений, которые сами по себе орнаментально эффектны, она увлечена обычными российскими сорняками («Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда, // Как желтый одуванчик у забора, // Как лопухи и лебеда». — Анна Ахматова). «Свою тягу к экзотике за неимением таковой я нахожу и в нашей средней полосе, — рассказывает Лариса. — Увидела в простых лопухах тропические мотивы. А в опасных и очень выразительных борщевиках мне видится целый мир, полный экзотических всплесков. Это мои любимые “объекты” — прямо под ногами, в пыли, привыкшие к невниманию окружающих, на обычных незатейливых маршрутах. Бесконечное разнообразие природных мотивов удивляет и заставляет вновь и вновь браться за кисть». И вот изъеденные насекомыми лопухи воплощаются в невообразимых узорах, а листья одуванчиков с острыми краями оборачиваются готическим лесом. Что же касается тропиков, то «тропические сети», в которые художница завлекает своих зрителей, могут напомнить кадры какого-нибудь научно-фантастического фильма: в «хитросплетениях» лиан видятся то биоморфные объекты, то инопланетные архитектурные конструкции.

Примечательно, что Лариса Сорокина практически не использует привычного «ботанического» зеленого цвета. Ее работам присуща холодная палитра: если тропики — то, как правило, это оттенки малинового, сиреневого, лилового (сама Лариса признается, что любит солнечные закаты), если российские сорняки, то здесь преобладают серый, сизый, малахитовый, бледно-розовый — тона, свойственные скорее минералам, чем растениям. Художница выявляет не форму и цвет, а структуру, скрытую внутри этих стеблей и листьев.

Помимо этих композиций, которым трудно подобрать жанровые определения, Лариса Сорокина создает и более традиционные по жанру работы — пейзажи и натюрморты. Впрочем, применительно к ее картинам, где обнаженные женские фигуры бродят в переплетениях тропических лиан, слово «пейзаж» весьма условно. Это все та же растительная стихия, только населенная одушевленными существами, напоминающими дриад или души в царстве теней из античных мифов. В натюрмортах Лариса обращается к любимым ею деревенским мотивам: овощи с огорода, домашние растения в горшках, старые предметы быта — керосиновая лампа, эмалированный чайник (многие ли помнят эти зеленые чайники сейчас, в эпоху электронных девайсов?), выбирая для них орнаментальные фоны, так что конфигурация предметов и фона образует все те же «хитросплетения». При этом акцентированная геометричность и цветовая насыщенность роднит эти натюрморты с произведениями сезаннистов, например, из «Бубнового валета».

Слово «Вселенная» в названии выставки отсылает к первоосновам: это слово, калька с греческого, означает «обитаемое, населенное пространство», то есть сфера, наделенная жизнью, одушевленная. Лариса Сорокина умеет видеть Вселенную даже в лопухах.

Екатерина Алленова,кандидат искусствоведения.
К выставке в Тарусской картинной галерее
"СОРНЯКИ, СВОЙ МИР, СВОЯ ВСЕЛЕННАЯ", 2018.